— Если не существует никакой системы, то можем ли мы считать, что они стали жертвами преступника лишь потому, что расследовали первое убийство? — спросила Рейчел.
— Да, думаю, так.
— Тогда первое время убийца должен был оставаться поблизости и наблюдать, кто схватит приманку.
— И это правильно. Все подобные случаи, приманки, привлекали большое внимание прессы. Каждого из детективов сначала показывали по телевидению.
— Они не могли привлечь убийцу физически?
— Нет. Он лишь получал сведения. А детектив становился добычей. Пока нельзя отбросить и то, что после селекции жертвы он мог выделять одну или несколько черт, его привлекавших, желая осуществить свои фантазии позже. Это всегда возможно.
— Что еще за фантазии? — спросил я, пытаясь держаться, пока разговариваю с Брасс.
— Это Джек? Послушай, Джек, мы этого не знаем. В этом основной вопрос. Наш подход изначально был неверен в некотором смысле. Не зная смысла фантазий и мотивации преступника, мы ищем и гадаем, имея лишь их составные части. Мы даже не представляем, вокруг чего вращается его мир. Джек, он упал на нас с луны. Узнать мы все сможем, если однажды он не решит рассказать о случившемся сам.
Я кивнул. Внутри рождался новый вопрос. Я подождал, пока все выскажут свои идеи, и наконец задал его:
— Гм... агент Брасс... Ничего, если по имени, Доран?
— Да-а...
— Возможно, вы уже упоминали, и все же — при чем тут стихи? Есть ли у вас представление, для чего они служат?
— Да. Ясно, что они заведомо демонстративны. Мы заявили это вчера. Это подпись преступника. И хотя он очевидным образом стремится уйти от наказания, психология этих людей такова, что им необходимо оставить маленькое напоминание: «Эй вы, здесь был Я». Отсюда у этих стихов и растут ноги. В узком смысле у самой поэзии корреляция есть, и она понятна: все стихотворения о смерти. Их главная тема — смерть как портал, ведущий к иным понятиям или иным мирам. «Через бледную дверь» — по-моему, так звучала одна из выдержек. Чем это может оказаться? Возможно, Поэт считает, что он отправляет убитых им людей в лучший мир? Что он преобразует их сущность? Об этом нужно задуматься при более тщательном анализе его патологии. Однако мы опять приходим к нечеткости всех наших догадок. Задача напоминает мне поиск в заполненном доверху контейнере для мусора того, что наш преступник съел вчера за ужином. Мы не знаем, что именно он делает, и не узнаем, пока не сможем его найти.
— Брасс? Это Боб. Что скажешь о способе планирования этих убийств?
— Лучше я передам слово Бреду.
— Это Бред. Гм... мы склоняемся определить убийцу как сложный вариант гастролера. Да, он действительно использует всю территорию страны как холст, однако останавливается — иногда на неделю, иногда на месяцы. С позиций нашего изначального профилирования такое поведение необычно. Поэт — это не тот киллер, что жалит и убегает. Нанеся удар, он остается рядом. По нашему представлению, в эти периоды он наблюдает за настоящей жертвой. Изучает ее поведение в нюансах. Возможно, даже завязывает мимолетное знакомство. Здесь есть что поискать. Новые друзья или знакомые в жизни каждого из детективов. Возможно, новый сосед или приятель из ближайшего бара. Случай в Денвере подсказывает, что им может оказаться информатор. Возможно, он использует комбинированный подход.
— Что приводит к следующему по очередности шагу, — заметил Бэкус. — Уже после контакта.
— И затем власть, — продолжал Хазелтон. — Каким образом получить контроль над ситуацией, когда подошел уже достаточно близко? Хорошо, предположим, вначале он применяет оружие, однако потом у него оказываются и другие средства. И как он сумел заставить шесть, а теперь даже семь, детективов записать стихотворные строки? Как смог избежать столкновения во всех без исключения случаях? Пока мы не имеем иного решения, кроме вероятного использования гипноза в сочетании с препаратом, взятым в доме у жертвы. Здесь из общего ряда выпадает смерть Макэвоя. Отставив его пока в сторону и взглянув на остальные случаи, мы обнаружим, что среди нас самих нет никого с пустой домашней аптечкой. И возможно, что нет ни одной, где бы не хранилось средство, обычное с виду, но подходящее для целей преступника. И нет сомнения, что одно из средств окажется эффективнее прочих. Весь вопрос в том, что Поэт использовал и что позволила задействовать сама жертва. На это стоит обратить внимание. Пока все.
— Так, значит, все, — подытожил Бэкус. — Есть вопросы?
Комната и телефоны молчали.
— Хорошо, спасибо всем, — сказал он, наклоняясь вперед к телефону. — Давайте работать. Теперь нужно именно это.
Вслед за Бэкусом и Томпсоном Рейчел и я направились в «Хайатт», где Матузак уже забронировал всем по комнате. Я зарегистрировался самостоятельно и заплатил за номер тоже сам. Бэкус просто оформил остальных и получил ключи. Платить будет, конечно, правительство. Однако все не так плохо: как агенту ФБР мне дали скидку. Благодаря куртке.
Рейчел и Томпсон ждали в холле, примыкавшем к коридору. Там мы договорились встретиться, чтобы перед ужином немного выпить. Когда Бэкус отдавал ключи, я услышал, как он назвал номер Рейчел, 321, и машинально запомнил три эти цифры.
Моя 317-я находилась недалеко от комнаты Рейчел, и в ожидании ночи мне вдруг захотелось, чтобы этой дистанции в четыре комнаты, лежавшей между нами, больше не было.
Проведя в общей компании всего полчаса, прошедших за светским разговором, Бэкус ушел, сославшись на отчет, необходимый для его встречи с Торсоном и Картером в аэропорту.