— Не знаю. Все это время, отвечая на вопросы, я только и делал, что думал о тебе. О нас.
Я изучающе посмотрел ей в лицо, ожидая реакции. Ничего. Она просто разглядывала тарелку.
— Видишь ли, могу попытаться объяснить, по каким причинам я решил, что Поэт — это ты. Хотя, думаю, теперь это не важно. Рейчел, так мне показалось. Наверное, что-то случилось во мне самом, и я стал воспринимать все, что ты делала, с какой-то подозрительностью, даже со своего рода цинизмом. Все выросло постепенно, из одного небольшого сомнения... Рейчел, прими мои извинения. И я обещаю, только дай мне шанс, я найду силы, чтобы преодолеть барьер. Обещаю, у меня все получится.
Ничего. Она даже не посмотрела мне в глаза. Кончено. Я отвергнут.
— Рейчел, могу ли я кое-что спросить?
— Что?
— Твой отец. И ты... Он обижал тебя?
— Хочешь знать — трахалась я с ним или нет?
Я просто смотрел на нее и молчал.
— Это касается меня и только меня. Я не стану это обсуждать. Ни с кем.
Поставив чашку с кофе обратно на стол, я стал ее разглядывать, словно самый примечательный предмет, встреченный мной в жизни. Теперь мне не хотелось поднимать глаз.
— Ладно, нужно возвращаться обратно. Мне дали всего пятнадцать минут.
Я сделал движение, собираясь встать.
— Ты рассказал им про меня?
Я замер.
— Про нас с тобой? Нет, я обходил эту тему.
— Не нужно скрывать, Джек. Они знают.
— Ты что, сама рассказала?
— Да. Не видела смысла скрывать.
Я кивнул.
— Что, если они спросят насчет наших отношений... ну, продолжаются ли они?
— Скажи, что суд удалился на совещание.
Снова кивнув, я встал. То, как она сказала про суд, напомнило мне собственные мысли в ту ночь, когда я сам судил Рейчел, вынося опрометчивый вердикт. Теперь она должна взвесить свидетельства против меня.
— Сообщишь, когда вынесут приговор.
По пути к двери я выбросил пончик в мусорное ведро.
Келли и Купер закончили экзекуцию только к полудню. Кстати, до последнего момента я так и не услышал ничего о Бэкусе. Только проходя по коридорам управления ФБР, вдруг заметил, насколько они пустынны. Открытые двери кабинетов и пустые столы, без людей. Как в бюро детективов во время похорон полицейского.
Решив вернуться и расспросить моих инквизиторов, что, собственно, произошло, я тут же понял: они не скажут. Хотя бы потому, что с трудом терпят один мой вид и просто не обязаны ничего мне докладывать.
Шагая мимо комнаты связи, я услышал переговоры по рации. Заглянув, увидел Рейчел, сидевшую за столом. В комнате она находилась одна, и на столе перед ней стоял микрофон. Я вошел внутрь.
— Привет.
— Привет.
— Со мной закончили. Сказали, могу идти. А где все? Что происходит?
— Все на операции. Ищут.
— Что? Бэкуса?
Она кивнула.
— Я думал...
Фраза повисла в воздухе. Стало очевидно, что в ту ночь под обрывом они не обнаружили тела. Я же считал, что он мертв, и спросить, найден ли труп Бэкуса, мне даже не пришло в голову.
— Господи, как он мог...
— Выжить? Кто теперь скажет? Его и след простыл, когда мы вернулись на место с собаками и экспертами. Там стояло дерево. Высоченный эвкалипт. На верхних ветках нашли следы крови. Говорят, он упал на дерево, что смягчило удар. Собаки потеряли след ниже, на дороге. Вертолет оказался практически бесполезен, учитывая ночное время и растительность. Только разбудил всех. Всех, кроме тебя. Люди до сих пор на ногах. Они дежурят везде: на улицах, в больницах. И ничего, пусто.
— Господи!..
Бэкус ходит на свободе. Неизвестно где. Невозможно поверить.
— Я не стала бы беспокоиться, — заметила Рейчел. — Вероятность, что он придет за тобой или за мной, просто ничтожна. Сейчас его задача — скрыться. Выжить, и только.
— Я не беспокоюсь. Но все равно звучит страшновато. Кстати, на вид он был таким, как и все... Кто-нибудь разберется, почему так случилось?
— Они над этим работают. Вопрос изучают Брасс и Бред. И похоже, разгадать его тяжело. Ведь Бэкус не вызывал ни единого сомнения. Стена, разделявшая две его жизни, оказалась надежной, как банковский сейф. О некоторых преступниках мы не способны узнать ничего. Они просто необъяснимы. Ясно одно: это всегда внутри. Посеянное в них зло. Однажды семя прорастает метастазами, и человек принимается творить то, о чем раньше он лишь фантазировал.
Я не ответил. Просто слушал, как она говорит.
— Они начали с отца. По-моему, сегодня Брасс поехала к нему в Нью-Йорк. Да, не хотела бы я получить такое задание. Сын поступает на службу в бюро, идет по твоим стопам, чтобы превратиться в твой же кошмар. Как там у Ницше? «Ты, борющийся с монстрами...»
— "Берегись, как бы самому не стать монстром..."
— Да.
Некоторое время мы молчали.
— Почему ты не с остальными? — наконец спросил я.
— Меня назначили дежурить, пока не разберут обстоятельства той стрельбы и... другие мои действия.
— Не слишком ли? Учитывая, что он еще жив.
— Да, и все же есть разные обстоятельства.
— И мы с тобой тоже «обстоятельство»?
Она кивнула.
— Можно сказать, что все мои решения под вопросом. Связь с журналистом и свидетелем по делу не попадает под обычную для ФБР практику. И потом, кое-что случилось и сегодня утром.
Взяв листок бумаги, она передала мне факсовую копию черно-белого снимка невысокого качества. Фото изображало меня, сидящего на столе, и целующуюся со мной Рейчел. Через секунду я вспомнил место: фотографию сделали в больнице.
— Помнишь доктора, который за нами подглядывал? — спросила Рейчел. — Да-а, оказалось, это не доктор, а просто дерьмовый папарацци, продавший снимок редакции «Нэшнл инкуайрер». Переоделся и сделал свое дело. Во вторник снимок окажется на прилавках супермаркетов. Что удивительно хорошо согласуется с журналистской этикой: снимок прислали по факсу с просьбой насчет интервью или комментариев. Что ты думаешь, Джек? Может, ответить так: «Идите на хер»? Вдруг напечатают?