Торсон кивнул в мою сторону. Суитцер и лейтенант дружно уставились прямо на меня. Я взбесился: надо же, сумел и это приплести! Лейтенант перевел взгляд обратно на Торсона.
— Послушайте, мне непонятно, зачем вы намереваетесь изъять предметы. Я же видел опись. Это камера, солнечные очки, сумка для фотоаппаратуры и кулек конфет. Ни пленок, ни фотографий. Для чего ФБР эти предметы?
— А вы провели их лабораторное химическое исследование?
Лейтенант взглянул на Суитцера, который едва покачал головой, словно это был какой-то тайный знак.
— Мы собираемся сделать анализ, лейтенант, — пояснил Торсон, — чтобы определить, не обработаны ли конфеты каким-либо препаратом. Что касается камеры... мы не вполне в этом уверены, однако в процессе следствия были обнаружены некоторые фотографии. Я не могу открыть вам всех обстоятельств, скажу лишь то, что это в высшей степени противозаконные снимки. Суть в дефектах, выявленных на изображении. Они вроде отпечатков пальцев и могут указать нам на конкретную фотокамеру. Можно сличить их с теми, что сделаны той же оптикой. Для этого необходима сама камера. Если позволите ее забрать, мы сличим снимки и докажем, что именно этот человек делал фотографии. А это позволит предъявить ему дополнительные обвинения и даст возможность точно определить, за что он понесет ответственность. Вот почему нам нужны его вещи. На самом деле, господа, мы все добиваемся одной цели.
Лейтенант ничего не ответил. Подумав минуту, он повернулся к стоявшему позади Суитцеру и сказал:
— Проследи, чтобы подписали передаточную ведомость. Суитцер понуро последовал за лейтенантом, не протестуя и только бормоча под нос о доводах Торсона, не понятых им до вмешательства лейтенанта. Как только они скрылись в кабинете, я подошел ближе к Торсону, так чтобы он услышал мой шепот:
— В следующий раз, прежде чем использовать меня подобным образом, предупреждай заранее. Хотя все равно противно.
Торсон фыркнул:
— Хороший следователь использует любые доступные ему средства. Ты вполне доступен.
— Что, это правда — насчет камеры и фотографий?
— Прозвучало весомо, разве нет?
Единственным способом, которым Суитцер старался сохранить лицо, стало наше десятиминутное ожидание в коридоре при передаче изъятого у Гладдена. Наконец коп появился с картонной коробкой, подтолкнув ее в нашу сторону по ограждению. Затем детектив попросил Торсона подписать передаточную опись.
Агент собрался было открыть коробку, но тут Суитцер предостерегающе поднял руку, останавливая его.
— Там находится все. Просто подпишите бумаги, и я вернусь к работе. Извините, некогда.
Торсон, как полководец, выигравший целое сражение, оставил это столкновение за детективом и подписал документ.
— Поверим тебе на слово. Все там.
— Знаете, когда-то я собирался стать агентом ФБР.
— Что же, не стоит жалеть об этом. Не все могут пройти тесты.
Суитцер слегка покраснел.
— Дело не в тестах. Просто я решил остаться человеком.
Торсон поднял руку и оттопырил указательный палец, изображая пистолет.
— Хороший мальчик. Удачного дня, детектив Суитцер.
— Эй, — сказал Суитцер на прощание, — если вашим ребятам из бюро понадобится что-то еще, не важно, что именно, подумайте хорошенько, прежде чем позвонить.
По дороге к стоянке я не мог не съязвить:
— Кажется, ты никогда не слышал, что мух лучше ловить на сахар, чем на лимон.
— Зачем же переводить сахар на мух?
Торсон так и не открыл коробку до тех самых пор, пока мы не оказались в машине. Он снял крышку, и я увидел пластиковый пакет, в котором лежали все упомянутые предметы, а также запечатанный конверт с надписью: «Конфиденциально. Только для ФБР». Торсон вскрыл конверт и достал из него фотографию.
Снимок оказался моментальным, сделанным камерой типа «Поляроид», вероятнее всего, в тюрьме. Зад мужчины был сфотографирован крупным планом, причем руками ягодицы развели в стороны — так, чтобы снять четкий и глубокий вид ануса. Мгновение Торсон смотрел на снимок, а потом кинул его через сиденье назад.
— Странно, — сказал он. — Удивляюсь я: ну для чего Суитцеру дарить нам фото своей матери?
Коротко засмеявшись, я ответил:
— Да, это самый глубокий пример сотрудничества спецслужб из когда-либо виденных мной.
Торсон или не расслышал, или просто не захотел отреагировать на мою реплику. Лицо его приняло озабоченное выражение, а затем он достал из коробки пакет с фотокамерой. Я видел, как он внимательно ее разглядывал. Потом взял в руки. Его лицо помрачнело еще больше.
— Гребаные уроды, — отчетливо произнес Торсон. — Да они сидели на фактах все это время.
Я снова посмотрел на камеру. Дизайн выглядел довольно нелепым. Конструкция напоминала «Поляроид», но почему-то с хорошей сменной оптикой.
— Что такое? В чем дело?
— Ты не понимаешь, что это такое?
— Нет, а что?
Торсон не ответил. Нажав на кнопку, он включил камеру. Затем стал изучать дисплей на задней крышке.
— Ни одного снимка.
— Что это такое?
Он снова молчал. Положив камеру обратно в коробку, агент закрыл ее крышкой и завел двигатель.
От здания полицейского департамента Торсон мчался словно на реактивной тяге. Остановившись на заправке около бульвара Пико, он выпрыгнул из машины, еще качавшейся от его резкого торможения. Подскочив к телефону, набрал длиннющий номер и, как я успел заметить, не бросил в автомат ни одной монетки. Ожидая ответа, Торсон достал блокнот и ручку. Я увидел, как он сказал что-то в трубку и сделал пометки в блокноте. Когда агент снова начал набирать номер, не кидая в автомат монет, я догадался: он звонит в справочную по бесплатному номеру 800.