Кофе перестал казаться приятным, и я снова нахлобучил на стаканчик крышку.
— Куда мы едем?
— К адвокату Гладдена. Потом придется посетить Санта-Монику и сообщить тем двум красавцам копам, что за мешок с дерьмом они упустили прямо из собственных рук.
— Да, я читал «Таймс». Они не знали, что за человек оказался в их руках. Не за что их винить.
— Да-а, ты прав, никто их и не обвиняет.
Похоже, я преуспел в стремлении спустить его предложение о мире прямо в канализацию. Торсон обиженно замкнулся в себе. Его обычное состояние, насколько я мог судить, пусть и наступившее по моей вине.
— Слушай, — произнес я, поставив кофе на пол салона и разведя руками в извиняющемся жесте. — Мне искренне жаль. Если в случае с Уорреном или в остальных подозрениях я ошибался, тогда извини. Что делать, приходится смотреть на веши с той позиции, в которой находишься. Если я не прав, значит, не прав.
Последовало гнетущее молчание. Показалось, что мяч пока на моей половине поля и нужно сказать что-то еще.
— Больше ни слова об этом, — солгал я. — И кажется, ты переживаешь из-за меня и Рейчел? Извини, так вышло.
— Сказать по правде, не стоит извиняться. Мне нет до тебя дела, как нет дела до Рейчел. Она так не думает и, конечно, поделилась с тобой. Увы, она ошибается. Кстати, оказавшись на твоем месте, я предпочел бы развернуться и слинять от нее куда подальше. С ней постоянно случается «что-то еще». Попомнишь ты мои слова.
— Посмотрим.
И я тут же выкинул услышанное из головы. Как бы не так: впустить его комплексы в мои собственные мысли о Рейчел...
— Джек, ты никогда не слышат про «Раскрашенную пустыню»?
Я удивился.
— Да, название слыхал.
— Видел хоть раз?
— Нет.
— Знаешь ли, если связался с Рейчел, значит, ты попал. Она — это та же «Раскрашенная пустыня». Прекрасная на вид, да вот... Джек, за этой красотой нет ничего и холодно, как в той пустыне ночью.
Захотелось ответить так, чтобы пришлось побольнее, однако в последнюю секунду я остановился, ощутив в его словах лишь горечь и злость.
— Она решит позабавиться с тобой, — продолжил Торсон. — И начнет валять с тобой дурака, как с игрушкой. То захочет с тобой быть, то расхочет. И наконец исчезнет, рано или поздно. Она от тебя уйдет.
Я продолжал молчать. Отвернувшись, просто смотрел в окно, чтобы не видеть Торсона даже боковым зрением. Через пару минут, свернув на гаражную стоянку к одному из офисных зданий, он сообщил, что мы приехали.
Наведя справки в просторном холле юридического центра Фуэнтеса, мы оба молча проследовали в лифт и поднялись на седьмой этаж, где увидели дверь, первую по правой стороне, с отделанной красным деревом табличкой «Юридическая контора „Краснер и Пикок“». Войдя внутрь, Торсон предъявил секретарше свое удостоверение и жетон, спросив, где можно увидеть мистера Краснера.
— Простите, но сегодня мистер Краснер участвует в утреннем заседании.
— Вы уверены?
— Совершенно точно. Он представляет обвинение. Вернется после ленча.
— Вернется куда? И где заседает суд?
— Вернется сюда. А сейчас мистер Краснер в здании уголовного суда.
Перегонять машину мы не стали, добравшись до уголовного суда пешком. Обвинение заседало на пятом этаже, в огромном зале, отделанном мрамором, вместившем довольно много народу: адвокаты, обвиняемые, родственники обвиняемых.
Торсон подошел к одной из помощниц, сидевших в первом ряду за барьером, и спросил, кто из присутствующих адвокат Артур Краснер. Она указала на коротышку с редкими рыжими волосами и словно налитым кровью красным лицом. Тот стоял у перил, ограждавших место для выступающих, разговаривая с другим мужчиной, в добротном костюме, без сомнения, тоже юристом.
Торсон приблизился к ним, что-то неразборчиво бормоча о еврейских гномах с неразменными шиллингами в карманах.
— Мистер Краснер? — спросил он, бесцеремонно вмешавшись в разговор.
— Да, что вам угодно?
— Можно на два слова? И лучше пройдемте в холл.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Я дам объяснения в коридоре.
— Можете объясниться здесь, в противном случае в холл вы пойдете один.
Торсон раскрыл свой бумажник, продемонстрировав удостоверение и жетон. Я увидел, как беспокойно забегали маленькие поросячьи глазки Краснера.
— Так, хорошо. Полагаю, вы уже поняли, в чем суть разговора, — сказал Торсон.
Посмотрев на второго адвоката, он добавил:
— Надеюсь, вы нас простите?
В коридоре Краснер продолжил свою адвокатскую буффонаду:
— Ладно, у меня слушание через пять минут. О чем это вы?
— Мне показалось, вы уже поняли, — заметил Торсон. — Вопрос об одном из ваших клиентов, Уильяме Гладдене.
— Никогда о нем не слышал.
Краснер сделал попытку проскользнуть мимо нас и вернуться в зал суда, но Торсон невозмутимо протянул руку и жестко приставил к груди адвоката.
— Я бы попросил, — сказал Краснер. — Вы не имеете права ко мне прикасаться. Не трогайте меня.
— Вы знаете, о чем речь, мистер Краснер. У вас будут серьезные неприятности, поскольку именно вы утаили правдивые данные об этом человеке.
— Вы заблуждаетесь. Я не имел понятия, кто он на самом деле. Это дело рассматривалось на основании известных мне фактов. Кем бы он ни оказался, меня, как адвоката, это не интересовало. Нет и быть не может подобной улики, и меня нельзя заподозрить в особом умысле.
— Не мелите воду в ступе, советник. Поберегите аргументы для судьи. Где Гладден?
— Не имею представления. И если бы даже имел...
— То не сказали бы нам? Это неправильная позиция, мистер Краснер. Если позволите, я кое-что вам расскажу. Прочитав записи вашего выступления в защиту мистера Гладдена, я понял, что они создают о вас дурное впечатление. Конечно, если вы понимаете, что я имею в виду. Не кошерное впечатление. Что, вероятно, вызовет проблемы.