Улыбнувшись, она заставила меня задрожать от испытываемых чувств.
— И я тоже.
Она потянулась ко мне и наконец-то поцеловала. Я повернулся, ответив, и тут мы покатились, медленно выпадая из реальности, в бесконечно нежном поцелуе. И пусть под нашими спинами был не песок райского пляжа, а скрипучая койка старого, сильно запущенного отеля, давно разменявшего свой четвертый десяток, это больше не имело значения. Я начал целовать Рейчел в шею, а потом мы опять любили друг друга.
В ванной мы поместиться не смогли, так что Рейчел пришлось зайти туда первой. Пока она плескалась в душе, я лежал в постели, расслабленно мечтая о своей спутнице и о сигарете.
Все заглушал шум текущей воды, и тем не менее в какой-то момент мне показалось, что в дверь тихо постучали. Сразу же поднявшись и сев на край постели, я стал надевать брюки, не сводя глаз с двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Потом я вроде бы увидел, как повернулась дверная ручка, а может, мне только показалось.
Встав на ноги, я осторожно подошел к двери и прислушался. Ничего, все тихо. В двери имелся глазок, но я побоялся им воспользоваться, подумав: раз в комнате горит свет, а я перекрою его, тот, кто наблюдает за дверью, поймет, что обнаружен.
В этот момент Рейчел отключила воду. Я прислушивался еще несколько секунд, а затем все же посмотрел в глазок. В коридоре было пусто.
— Что ты делаешь?
Я обернулся. Рейчел стояла около кровати, стараясь прикрыть наготу крошечным полотенцем.
— Кажется, я слышал какой-то стук.
— И что?
— Не знаю. Выглянул, но там никого. Может, просто послышалось. Я приму душ?
— Конечно.
Я снял брюки и все остальное, сделав шаг к ванной. В этот момент Рейчел развязала полотенце. Ее тело показалось мне совершенным. Ноги сами шагнули к ней, и какое-то время мы стояли молча, прижавшись, не в силах оторваться друг от друга.
— Сейчас вернусь, — произнес я и нырнул в душ.
Когда я вышел, Рейчел уже оделась и дожидалась меня. На часах, оставленных на тумбочке, было ровно одиннадцать вечера. В комнате стоял ободранный телевизор, но я не решился смотреть новости. И тут же пришло на ум, что я так и не пообедал. Впрочем, голод пока не беспокоил.
— По-моему, я не устала, — сказала Рейчел.
— И я тоже.
— Может, найдем место и выпьем в конце-то концов?
Когда я оделся, мы тихо покинули комнату. Она выглянула в коридор первой, желая убедиться, что ни Бэкус, ни Торсон, ни еще кто-либо не шпионит поблизости. Ни в коридоре, ни в холле мы никого не заметили, а улица вообще была пустынной и мрачной. Мы направились в сторону Сансет пешком.
— У тебя пистолет с собой? — спросил я Рейчел, наполовину в шутку, наполовину всерьез.
— Как и всегда. Хотя кругом наши люди. Думаю, они видели, как мы выходили.
— Правда? Я считал, что они наблюдают за Томасом.
— Так и есть. Но они обязаны знать, кто находится на улице в любой момент времени. Если все делают как полагается.
Я обернулся и сделал несколько шагов назад, всматриваясь в зеленую неоновую надпись «Марк Твен». Осмотрев улицу еще раз, я заметил несколько припаркованных машин. Никаких фигур или теней, которые выдали бы присутствие наблюдателей.
— И сколько их тут?
— Всего должно быть пять. Двое пеших агентов на неподвижных позициях. Двое в машинах на стоянке. Еще один — в движении.
Снова повернувшись, я поднял воротник куртки. На улице оказалось холоднее, чем я мог предполагать. Наше дыхание вырывалось облачками пара, которые смешивались, а затем исчезали.
Когда мы добрались до бульвара Сансет, я посмотрел налево и направо, тут же увидев неоновую вывеску над входом в бар, в квартале от нас: «Кот и скрипка». Я помахал рукой, и Рейчел пошла в том же направлении. Храня молчание, мы приблизились к бару.
Миновав арку со светящейся вывеской, мы преодолели палисадник с расставленными по нему столиками, укрытыми большими матерчатыми зонтами. За столами никого не было. Тут мы увидели окна самого заведения, показавшегося оживленным и уютным. Войдя, мы быстро нашли пустой столик, напротив мишени дартса, и сели. Заведение оказалось пабом в английском стиле.
К нам подошла девушка-официантка, и Рейчел предложила мне заказать первым. Я попросил себе коктейль из светлого и темного пива, и Рейчел заказала то же самое. В ожидании коктейлей мы мило болтали, разглядывая обстановку. Потом чокнулись «за нас» и выпили. Я не отводил глаз от Рейчел. Наверное, ей никогда не случалось пить светлое с темным.
— "Харп" более плотное пиво, поэтому оно внизу, а «Гиннесс» — сверху.
Рейчел засмеялась.
— Когда ты сказал «светлое с темным», я подумала, это название марки. Но вкус интересный. Мне нравится, просто оно очень крепкое.
— Единственное, что умеют ирландцы, — это варить пиво. Англичанам пришлось уступить.
— Еще две кружечки, и я вызову подкрепление, иначе не смогу дойти.
— Ну, это вряд ли.
Мы расслабленно замолчали. В противоположной стене был камин, и его тепло доходило до нас, распространяясь по залу.
— Джек — это твое настоящее имя?
Я кивнул.
— Я не ирландка, но всегда считала, что Шон — это ирландский эквивалент Джона.
— Да, вернее, его гэльский вариант. Мои родители решили так... вернее, мать.
— Мне кажется, замечательно решили.
Отпив из кружки еще немного, я решил расспросить о следствии.
— Ладно, расскажи, что знаешь про Гладдена.
— Не слишком много.
— Да, но ты с ним встречалась, разговаривала. Наверное, сложилось какое-то представление?
— Да. Это человек, не склонный к сотрудничеству. Апелляция находилась на рассмотрении, и он не доверял нам, считая, что сказанное используют, чтобы отклонить прошение. Мы работали по очереди, стараясь заставить его раскрыться. Кажется, правильную идею подал Боб: мы предложили Гладдену говорить от третьего лица. Так, словно виновным в приписываемом ему преступлении был кто-то другой.